Точки пересечения и нейтральные зоны
Патрик Модиано. Кафе утраченной молодости / Перев. с фр. Ильи Светлова. – СПб.: Амфора, 2009
«И медленно пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна…» Наверное, парижские кафе середины XX века существенно отличались от петербуржских ресторанов начала того же столетия. Однако мне роман французского писателя-нобелиата Патрика Модиано «Кафе утраченной молодости» с первых же страниц напомнил именно блоковскую «Незнакомку». Не сюжетно, разумеется, но какой-то уютно обволакивающей атмосферой близкой и далекой тайны. То, как Луки входила в кафе «Конде». То, как сидела с книжкой. И то, как ловко прикидывалась не героиней, но декорацией, умудрившись при этом отметиться почти на всех снимках случайно забредшего в заведение фотографа. Это ее первоначальное отсутствие возраста и вообще каких бы то ни было индивидуальных черт, за исключением принадлежности к своему – женскому – полу. И еще тот факт, что искала она не забвения или ностальгии, но убежища… От мужа? От прежних связей? От себя самой?
Так или иначе, но «Конде» так и не суждено было стать для Луки-Жаклин кафе утраченной молодости, ибо как можно утратить то, что вечно пребудет с тобой? Обретя возраст – 22 года, – героиня замерла в нем, точно диковинное насекомое в янтаре – прекрасная и чуждая этому миру.
Своим ярким, вдохновенным пером Модиано превращает заурядную французскую закусочную в особое, можно сказать, эзотерическое место вне пространства и времени – нечто среднее между ночлежкой Максима Горького («На дне»), авиалайнером Робера Мерля («Мадрапур») и интернет-чатом Виктора Пелевина («Шлем ужаса»).
И точки пересечения, которые искал юный Капитан Боуинг, и нейтральные зоны, которые пытался нащупать Ролан, существуют не только на незримых картах Парижа в книгах Модиано или Кортасара. Они – в душе каждого из нас, и потому, наверное, так странно созвучны оказались мотивы и интонации «Кафе» моему читательскому настроению. Более того, они не просто попадали в такт и тон, но как некий чудесный камертон подстраивали меня под себя – заражали своей пленительной меланхолией, увлекая в мир тончайших переживаний, где каждый оттенок – на вес золота и каждый нюанс – вопрос жизни и смерти.
Давно не встречал такой сильной прозы, Модиано стал для меня настоящим большим открытием в литературе. И выбор шведских академиков тут оказался почти ни при чем. Наоборот, престижная награда, находящая в последние годы все более неожиданных и сомнительных героев, заставила меня отнестись к совершенно незнакомому мне писателю предвзято и скептически. Мол, ну-ну, посмотрим, какие такие политкорректные мотивы двигали скандинавскими мудрецами на этот раз. И первое впечатление как будто подтверждало справедливость такого настроя: изящная безделка, упражнение в стиле, отсутствие внятного содержания. А потом как-то вдруг, незаметно для себя очутился внутри романа, зажил с ним одной жизнью, и не было уже ни скепсиса, ни иронии, но только бесконечное очарование и удивление от новых открытий в, казалось бы, простом и привычном.
Помнится, Габриэль Гарсиа Маркес, прочитав в юности «Превращение» Франца Кафки, пришел к выводу: если литература позволяет делать такие вещи, ею стоит заниматься. У меня с Модиано та же история: иначе как чародейством то, что он делает, объяснить не могу.
Особых слов заслуживает, конечно же, главная героиня. Жаклин – очень зримый и в то же время одухотворенный персонаж. В кино ее великолепно сыграла бы Одри Хепберн. Уж ей-то наверняка удалось бы в точности передать настороженную чуткость Жаклин, ее доверчивую естественность – куда лучше, чем неутолимую и целеустремленную жажду жизни и жизненных благ пошловатой героини романа Трумена Капоте.
«Кафе утраченной молодости» – роман не столько о любви, сколько о ее предвкушении и предвосхищении. Сосредоточившись на чувствах своих героев, автор умудрился написать книгу, напрочь лишенную чувственности. И это придает ей особую волнующую прелесть на фоне безудержной физиологичности практически всей современной прозы.
Текст не просится быть раздернутым на цитаты, но отдельные фразы выписать захотелось. На всякий случай. Про запас. Ибо утонченное изящество и подлинная глубина встречаются вместе не так уж часто. Итак: «Мы живем благодаря неким умолчаниям. Мы много знаем о других, поэтому избегаем друг друга». И еще вот это: «Когда любишь кого-нибудь по-настоящему, приходится принимать часть его тайны».
Несмотря на малый объем, книга производит большое впечатление. И если бы даже автор не написал более ни строчки, Нобеля для него все равно уже не было б жалко. Но он написал. И немало. И это радует и пугает одновременно. Потому что ну как будет хуже?
В аудиоформате роман Патрика Модиано «Кафе утраченной молодости» (2007) представлен в исполнении Дмитрия Шаброва. Запись произведена в весьма известной и лично мною глубоко уважаемой студии «Аудиокнига своими руками». Качество записи не сказать чтобы хорошее – оно просто великолепное. От незаурядных актерских способностей чтеца до любовно подобранного саундтрека, помогающего читателю с головой окунуться в уютный мир парижских улочек и кафешек.
Из всех искусств для нас важнейшим…
Теодор Рошак. Киномания / Перев. с англ. Григория Крылова. – М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2006
Сегодня предлагаю поговорить о важнейшем из искусств. Где у нас делают самое лучшее, самое дорогое, самое качественное и правильное кино? Правильно, в Америке. Вот и роман, который хочу предложить вашему вниманию, написан американским автором Теодором Рошаком. В оригинале он называется «Flicker». Фликер (от английского слова «мигать») – это субъективное восприятие человеком колебаний светового потока искусственных источников освещения – мерцаний, вызванных колебаниями напряжения в питающей электрической сети. В кинематографе на этом явлении строится ряд спецэффектов. Впрочем, наши издатели решили не удручать читателя излишними знаниями, множа его и без того многия скорби, и окрестили роман по-своему, дешево и сердито: «Киномания». Что бы мы без них, заботливых наших, делали!
Между прочим, цитата из дедушки Ленина, чье начало приведено выше, в большинстве случаев употребляется неточно или, точней, не полностью. В оригинале, насколько мне известно, она звучала так: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк». Согласитесь, заметно меняет не только эмоциональную окраску, но и самый смысл слова «искусство», ибо из одного ряда с музыкой, живописью, театром, литературой в единый миг отправляет движущиеся картинки в компанию к гимнастам, силачам, факирам, клоунам, глотателям огня, шпаг и полуодетым наездницам. Да и снисходительная скидка на безграмотность населения тоже едва ли кого-нибудь вдохновит.
Не то чтобы ждал от «Киномании» чего-то сверхординарного. Однако вполне допускал мысль, что и о «важнейшем из искусств» можно написать так, что дух захватит и в зобу его сопрет. Удалось же это в свое время
